Х.Л.Борхес. Новое опровержение времени. (Сб. Новые расследования) - В кн: Новые расследования. Произведения 1942-69гг. СПб.:"Амфора", 2000. Перевод Б.Дубина.

Поток уморассуждений Борхеса катился вдоль моего сознания с привычным мерным рокотом, привлекая, как может привлечь играющая горная речка (вода - то, на что человек может смотреть бесконечно, напомню). И вдруг - завихрение. Что-то зацепилось за дно, ровный шум перешел в переливчатость бурунчика. Вернулась, перечитала. Поняла не сразу, хотя, казалось бы, каждое слово виднеется до предела отчетливо. И почувствовала, что едва ли не впервые - спорю. С Борхесом, с тем самым Борхесом, в котором до сих пор находила только отражение собственных подспудных ощущений и мыслей. С великим и мудрым Борхесом - спорю и несогласна.

Итак: "Опровержение" сводится к нескольким тезам, изложенным в виде художественном.
Эпиграф:
Vor mit war keine Zeit, nach mir wird keine sein.
Mit mir gebiert sie sich, mit mir geht sie auch ein/
До меня не было времени, после меня - не будет;
Со мной оно рождается, со мной уходит.
Даниэль фон Чепко, "Шестьсот мудрых двустиший" (1655).

Начнем со сверхкраткого изложения сюжета: есть время, череда быстротечных событий, меняющих людей, вещи и восприятие сути; и есть вечность, показывающая, что люди остаются прежними, а взгляд на вещи до странности постоянен во всех своих вариантах. Быть может, это не вполне совершенная передача идеи, заложенной в эссе Борхеса. Однако, мне кажется, такое резюме может передать движение его мысли. Отталкивается он от Тезы №1, изложенной в эпиграфе. Здесь начало: время - категория субъективная, время существует только вместе с нами. Изменения, приходящие со временем, исчезают при исчезновении людей.
Теза №2 идет по следам идеалистов к опровержению пространства. Проводится цепь рассуждений "апостолов идеализма". Шопенгауэр: "Мир - это мое представление", - то есть человеческие глаза и руки для идеалиста Шопенгауэра иллюзорны и призрачны куда менее, чем земля и солнце. Во втором томе "Welt als Wille und Vorstellung" ("Мир как воля и представление", 1819) он трактует мир как содержимое мысли и проводит черту между "миром в мозгу" и "миром вне мозга". Беркли еще раньше говорит о существовании мира только в сознании, об отсутствии "мира вне"т.е. отсутствии "первичных качеств" - веса и протяженности, как и абсолютного пространства. Однако у Беркли и у Шопенгауэра последовательность в существовании предметов еще существует, хоть и не воспринимается никем, кроме разве что Бога. Юм приходит по этому пути куда дальше - к миру мимолетных впечатлений, вне духа и плоти, мир без пространства. Это "мир, сотканный из абсолютного и единого времени Первоначал,.. хаос, сон". Мы сами - лишь последовательность воображаемых действий и неуловимых впечатлений, если вообще можно говорить о последовательностях.
И отсюда уже Борхес выводит Тезу №3: "Поскольку дух и материя в их протяженности отвергнуты, то я не уверен, имеем ли мы право говорить о протяженности времени". Нет никакой истории, нет человеческой жизни. Есть только "каждый прожитый миг", а связь между ними, которую мы называем временем, - воображаема.

Здесь, на этом месте, соорудив себе теоретическую почву, он делает изящнейший поворот к реальности конкретного человека, обнаруживая в цепи логических уморассуждений живые переживания, составляющие жизнь (или, если хотите, набор "мигов жизни"). В памяти человека хранится масса идентичных событий: одни и те же места, по которым приходится проходить, одни и те же мысли, вызываемые похожими наблюдениями. Послушайте, что говорит по этому поводу Борхес: "Допустим, человек (или два человека, в глаза не выдавших друг друга, но переживающих нечто похожее) представляют себе два одинаковых мгновения. Теперь спросим себя: а что, если эти два мига есть по сути один? И разве недостаточно хотя бы одного повторяющегося звена, чтобы смешать и разрушить весь временной ряд?"

Вот суть "опровержения времени" Борхеса. Тема эта повторялась неоднократно и до Борхеса, и в ней не было бы ничего завораживающего и цепляющего внимание, если бы не одно место, закрывающее вторую часть пассажа А этого эссе. Бродя по закоулкам Барракас, он натыкается на мысль, высказанную вслух: "Точно как тридцать лет назад..." И понимает, что все, его окружающее не просто похоже на "этот закоулок тридцать лет назад", - оно, собственно, и является тем же самым закоулком. "Стоит лишь однажды почувствовать это единство, и время - всего лишь сон".

Ощущение, которое заставляет Борхеса удивляться, знакомо, и именно потому меня так задело рассуждение о призрачности времени. Возвращаясь в места, где бывали раньше (но так, чтобы разлука продолжалась ощутимо долго), мы все сталкиваемся с невольным внутренним сравнением. Что изменилось за наше отсутствие? Разве могло что-то жить здесь без нас? Как смело?

Я помню первое свое продолжительное возвращение в родной город. Казалось, будто не было: билета на поезд, самого поезда, увезшего меня за четыре тысячи километров из дома, кошмара долгих месяцев столицы. Казалось, что все, что было, - было сном. А проснувшись, я встала и пошла по родным улицам как ни в чем ни бывало. Времени, ушедшего на сон, не было вовсе. Это не самое легкое ощущение - неизменность улиц, по которым идешь. Мой шумный город, тоже именующий себя столицей, сразу стал беззвучным. Я помню фильм, в котором остановилось время: ведущая тема там - отсутствие звука. Звук - принадлежность времени; события шуршат, сменяя друг друга. Так вот, идти по родной земле с чувством остановившегося времени приходится в тишине, от которой встают волосы дыбом.

Каждую пядь
Этой земли - знать...
Идти наугад и наощупь
Среди незнакомого проще.
Быть может, я почувствовала гору своего ужаса перед родным городом свалившейся с плеч, когда через несколько месяцев поняла, что мой город изменился, что он живет своей, уже далекой от меня, жизнью. В старом переулке построили новый дом, лицей, где я училась, обнесли забором, загородив "мою" тропинку, мой путь на уроки. Мой маленький брат вырос и сдает сессии в университете. Когда-то там учился мой отец, и тогда университет назывался институтом. Мои подруги - свои среди шумной вечерней жизни большого города, где мне все чуждо и незнакомо. Они тоже выросли, пока я покоряла столицу.
И тогда я со вздохом облегчения смогла снова уехать. Столица же за полгода моего отсутствия, как всегда, меняла свой лик каждый день. Здесь я уже никогда не почувствую себя чужой. Здесь времени всегда чересчур много.